Выставка Веры Мыльниковой

Страсть как движущая сила искусства

Искусство надо уметь чувствовать. В этом и заключается особый талант зрителя. Живопись подобна музыке, однако она может быть куда более таинственной, потому что кажется реальной. Эта книга всего лишь попытка передать те мои чувства и размышления, которыми бы я хотела поделиться с Вами.

Любое творчество — это бегство от повседневности. Это возможность рождать новые миры. Человек постоянно что-то теряет. Теряет чувства, любимого человека, жизнь. Все эти потери невосполнимы, и только искусство на какое-то время способно создать иллюзию того, что что-то может остаться.

Красота — это тайна. Древние африканские маски, египетские пирамиды, греческие скульптуры — в них помимо высочайшей гармонии скрыта таинственная связь с мистическим миром, который так очаровывает меня. Я стремлюсь передать его очертания в своих работах. Мне интересно сочетание условного и живого, фантастического и реального. Композиция, цвет, фактура — все это существует для меня, чтобы выйти за рамки, преодолеть пространство.

Детство я провела рядом с папой. Почти все время я была с ним, рисовала и позировала ему. Когда мы гуляли в саду или в городе, он учил меня наблюдать природу, учил меня замечать цвет облаков и веток деревьев. «Сравнивай и предпочитай», — говорил мне папа свой основной принцип. Я рисовала с самого раннего детства. У меня сохранились рисунки в полтора года. Когда мне было уже пять лет, папа давал мне огромные листы бумаги, иногда в два раза больше моего роста. Надо было забираться на лестницу, чтобы достать до верха. Выдавливал на белом подносе разные красивые краски, давал мне большие кисточки. И я рисовала все, что мне нравилось. В основном это были королевы и натюрморты. Иногда я советовалась с папой. «На зеленом или на синем фоне лучше сделать эту фигуру?» «А может быть, все обвести черной краской?»

Искусство может быть живым и мертвым. Если оно живое, то это чувствуется сразу. Работы Микеланджело, Боттичелли, Гойи — могут вызвать настоящую бурю эмоций. Живопись Эль Греко, горящая, как костер, завораживает меня всякий раз...

Когда я была маленькой, мама часто водила меня в театр. Мариинский театр с его занавесом, огромными кулисами, оркестровой ямой казался мне чем-то необыкновенным и мистическим. Иногда мне разрешали сидеть на сцене прямо во время представления! Я пряталась за одной из декораций, смотрела на артистов и в зрительный зал. Наверно, поэтому тема театра меня всегда привлекала.

Я левша и всю жизнь рисую левой рукой. Художников левшей в мире не так много. Самый известный Леонардо да Винчи. Говорят, что это связано с особым интуитивным восприятием мира, которое может причудливым образом раскрыться в творчестве.

Художник всегда выбирает меру условности для своего произведения. В моих работах реальность никогда не исчезает до конца. Мне близки слова Пикассо: " Я стремлюсь к сходству более глубокому, более реальному, чем реальность«. Я не хочу всем нравиться. Я не всегда обращаю внимание на мнения критиков о себе. Некоторые из них пытаются все упорядочить, разграничить по течениям, найти заимствования и сопоставить меня с другими. Все это не имеет для меня никакого значения. Истинный художник руководствуется, прежде всего, собственными страстями, куда не может заглянуть никто. Многие думают, что понимают мою живопись. На самом деле они ничего не знают обо мне.
Вера Мыльникова

Женщина и ее борьба

Обобщая творчество Веры Мыльниковой, я бы дал ее работам название: «Женщина и ее борьба». Основной лейтмотив: Нагота, женское тело есть оружие борьбы с окружающим миром.

Эдуард Лимонов

Успехи Веры рождают во мне чувство гордости. Ее произведения красивы, интересны, талантливы. В них заключена особая музыкальность цветовых пятен и линий. Декоративность органично сочетается с остротой ощущения колорита и пластики. В изображение реальности она вносит внутренний мир своих переживаний и фантазий. Это придает ее искусству индивидуальное звучание.

Зураб Церетели
Президент Российской Академии художеств

На протяжении многих лет слежу за развитием творческой индивидуальности Веры Мыльниковой, которая росла в атмосфере духовности и подлинного искусства, в семье моих друзей — выдающегося художника современности и прекрасной балерины, к глубокому сожалению, безвременно от нас ушедшей.
Уже ранние работы Веры, показанные на молодежных выставках, сразу обратили на себя внимание художественной общественности. Ее искусство органично вошло в культурную жизнь Санкт-Петербурга и нашей страны в целом. Пишет ли она портрет, натюрморт, пейзаж, создает ли витраж или роспись — везде проявляются ее врожденное чувство гармонии, музыкальность, колористическое мастерство.
В творчестве художника соединились традиции реалистического искусства с неустанными поисками новых пластических решений.

Таир Салахов
Вице-президент Российской Академии художеств

Вepa Андреевна Мыльникова — талантливый художник, профессиональный мастер и добрый человек. Сочетание этих качеств сообщает ее работам притягательную силу подлинного искусства и столь нужное нам, особенно сегодня, ощущение гармонии бытия. Оно сохраняется и тогда, когда на смену декоративной, праздничной насыщенности ранних работ приходит с годами большая напряженность, драматизм трактовки излюбленных тем, мотивов, жанров. Художница счастливо избегает искушений модой, рынком, конъюнктурой, доверяя прежде всего себе, своей натуре, интуиции, сохраняя верность извечным ценностям и тем никогда не теряющим актуальности урокам, которые получены в школе высокого профессионального мастерства — Академии художеств.

Владимир Гусев
Директор Русского музея

Талант моей дочери Верочки проявлялся в раннем возрасте. С детских лет она рисовала вместе со мной в мастерской, рисовала принцесс и королей, рисовала сказочные композиции и натюрморты и поражала меня, да и не только меня, но и многих других художников, своим особенным поэтическим восприятием окружающего мира. Когда она поступила учиться в Академию, я очень боялся, что школа, приобретение так необходимых художнику профессиональных знаний, погасят силу ее восторга перед видимым миром, свободу и непосредственность ее творчества. В какой-то мере ей пришлось пройти этот путь возвращения к себе, и, слава Богу, она его прошла.

Андрей Мыльников
Вице-президент Российской Академии художеств

Трансформации живописи: Вера Мыльникова.

Быть дочерью известного художника, особенно такого мастера, каким является Андрей Андреевич Мыльников не просто. Еще сложнее стать художником и получить признание на рубеже XX и XXI веков.

Уже прошли эпохи Великих стилей, когда художник должен был больше заботиться о своем мастерстве, поскольку манера живописи и круг тем были предопределены эпохой. Художник должен был только научиться тому языку, на котором говорил окружающий его мир. Но теперь этот мир ушедших в прошлое образов покоится в тиши музейных залов, вдохновляя ценителей и раздражая приверженцев «актуального» искусства. Там — в «эрмитажах» — остались абсолютный реализм малых голландцев, мистицизм Эль Греко, арлекины и любовные пары Антуана Ватто, кубистические деформации Пикассо и Брака, абстракционизм Кандинского, цветовые гармонии Казимира Малевича и фантазии Шагала.

Современная художественная жизнь заполнена создателями визуальных концепций и представителями различных течений, групп и движений, последователями натурализма, соцреализма, «великого реализма», пост реализма и пост модернизма, сторонниками отрицания всяческих традиций и поклонниками традиций. И даже те, кто, как кажется, открывают новый мир искусства, на самом деле возвращаются к тому, что уже было. Почти каждый вступающий на путь художника в наше время стремится примкнуть к «своей» группе, чтобы не затеряться в этом бурлящем художественном потоке. И только немногим удается сохранить свою индивидуальность.

Вера выросла в семье, где папа Андрей Андреевич — академик и Народный художник СССР, прославившийся своими работами еще в 1950-е годы, и мама — Ария Георгиевна, известная балерина, создали свой «мир искусства». В доме на Петровской набережной, из окон которого можно любоваться набережными Невы с Домиком Петра I, Летним садом со сверкающей на солнце решеткой Фельтена, причудливыми фигурами древних китайских Шидз, собирались люди, представлявшие цвет ленинградской и советской культуры — Георгий Свиридов, Юрий Григорович, Георгий Товстоногов, Кирилл Лавров, Белла Ахмадулина и многие другие. В этой атмосфера росла маленькая Вера, вслушиваясь в разговоры об искусстве, которые велись вокруг нее. С детства она вбирала в себя образы искусства, которые видела в папиной мастерской, расположенной рядом. Андрей Андреевич однажды вспоминал: «С детских лет Верочка рисовала со мной в мастерской, рисовала принцесс и королей, сказочные композиции и натюрморты и поражала меня, да и не только меня, но и многих художников, особенным поэтическим восприятием окружающего мира. Когда она стала учиться в Академии художеств, я очень боялся, что классическая школа погасит свободу и непосредственность ее таланта. Ей пришлось пройти этот путь возвращения к себе. В творчестве Веры Мыльниковой ясно звучит ощущение радости и красоты, ее работы наполнены восторгом перед жизнью...». Сама судьба уготовила ей единственный жизненный путь — стать художником.

Вера Мыльникова, как и многие дети ленинградских художников, училась в знаменитой СХШ (Средняя художественная школа им. Иогансона при Академии художеств). Школа располагалась в те годы на верхнем этаже старинного здания Императорской Академии художеств. Затем поступила на факультет живописи института имени И.Е. Репина — в том же здании этажом ниже, где оказалась вновь рядом с отцом: теперь уже студенткой персональной мастерской монументальной живописи под руководством профессора А.А. Мыльникова.

За годы учебы Вера сумела воспринять от своих профессоров все лучшее, что дает академическая школа: мастерство, основанное на классической традиции, понимание законов художественной гармонии и умение воплотить красоту мира средствами живописи. При этом молодому художнику удалось избежать прямого подражания творчеству руководителя мастерской — своего отца и учителя в одном лице. Однако влияние мастера осталось — оно проявляется, так или иначе, в искусстве практически всех учеников Андрея Андреевича Мыльникова. Их творчество, не смотря на различие манер, техник, жанров и стилей, отличается высокой художественной культурой, отточенным мастерством и вниманием к выразительным качествам художественной формы. В этом смысле Вера Мыльникова — достойный ученик своего отца.

Однако научиться искусству живописи, осознать и воспринять основные заповеди творчества не просто. Академия художеств никогда не была учебным заведением для слабых. Не каждый подающий надежды в искусстве может выдержать долгий шестилетний курс обучения, основанный на классических традициях академической живописи. Не случайно, в XVIII веке в Академии были созданы классы мастеров медальерного, инструментального дела и часовых мастеров, которые готовили умельцев из тех учеников, которые не могли осилить академических штудий.

Только талантливый и трудолюбивый художник может выдержать испытание классической школой и приобрести мастерство, не потеряв при этом внутренней свободы. Годы учебы в академии воспитывают умение быть «свободным художником», т.е. умение непрерывно работать, не будучи связанным необходимостью ходить на службу к определенному часу. Испытание свободой длится всю жизнь: белый прямоугольник холста на мольберте в мастерской как искушение манит к себе, заставляя изо дня в день браться за кисти и краски.

Вера Мыльникова завершила свое академическое образование в 1975 году, с отличием защитив дипломную работу — витраж из литого цветного стекла «Возвращение к жизни» для здания Первого медицинского института. Сегодня, спустя несколько десятилетий, кажется, что эта работа, от которой сохранились лишь эскизы, содержала в себе предвидение будущей творческой жизни художника. Уже в этой композиции присутствовал некий скрытый эмоциональный смысл, так необходимый истинному произведению искусства. Смысл, который, возможно, в то время еще не раскрылся в полной мере для самой художницы и окружающих. В этих эскизах, в самом выборе темы проявилось интуитивное знание, которое воплощается в «двухслойности» произведения, соединяющей ирреальные смыслы в реальной форме. В этой многоплановости, по мнению известного немецкого философа Николая Хартманна — одного из отцов экзистенциализма, состоит сущность искусства. Без этого скрытого, образного смысла изображение не переходит в разряд искусства.

Все последующее творчество Веры Андреевны Мыльниковой подтверждает этот философский тезис — в ее живописи нет повествовательных сюжетов, нет идеологии, хотя немалая часть ее творческой жизни пришлась на советский период, когда для того, чтобы быть успешным художником, нужно было писать «правильные» тематические картины. Большинство тем ее живописных произведений ограничено изображением натюрмортов, карнавальных женских фигур, видов Монмартра, набережных Сены, пейзажей Петербурга и просторов «псковских далей» в окрестностях Пушкинских гор. Вера Мыльникова постоянно обращается к излюбленным сюжетам, приходящим к ней вновь и вновь, подобно сновидениям, на протяжении всей жизни.

В семидесятые годы, когда происходило становление Веры Мыльниковой как художника, альтернативные формы искусства еще не вышли из андеграунда на арену официального искусства. Они словно не существовали. Профессиональным художникам, прошедшим школу Академии, было гораздо сложнее, чем дилетантам, вырваться из тесных рамок привычных форм и сюжетов повествовательного соцреализма. Вера Мыльникова начинает строить свою собственную «башню из слоновой кости» — мир сказочных композиций. И если в ее ранних работах («Автопортрет с Дашей» 1977, «Зимние сумерки» 1982, «Натюрморт с красными стульями» 1984, «Сны» 1985) можно отметить некоторую стилизацию реальных образов, то в последующих произведениях они все больше приобретают характер своеобразных лирических символов. В творчестве Веры Мыльниковой возникают картины, которые строгие критики советского времени назвали бы «чистым искусством» или «искусством для искусства». И отчасти они были бы правы. Композиции открывают дорогу в мир грез («Сны» 1985), где являются образы ночных фантазий. Художнику тесно в мире обыденности. А в этом — другом мире возникает таинственная фигура в красном плаще, указующая рукой, над которой словно повис венок славы, путь юной девушке в белом, восседающей на черном козле («Ночные фантазии» 1994). Лица персонажей напоминают маски венецианского карнавала. Глаза девушки в белом платье скрыты маской, но в нем все же угадываются черты автопортрета художника. Это ее увлекают в мир фантазий загадочные персонажи. Фигура в красном — возможно, сам Данте, вступающий в круги потустороннего мира. Черный козел — преобразившийся сатир из Олимпийских рощ. Удлиненные женские фигуры напоминают образы полотен Эль Греко, а персонаж в лавровом венке с метлой и черным котом на плече, кажется, увлекает их в мистическое путешествие по этажам Фантом-Оперы. Впрочем, человек в красном плаще, скрывающий свое лицо под маской, возможно и не Данте, а сам Воланд.

Художник интуитивно пытается создать собственный язык аллегорий для того, чтобы выразить свои мысли и чувства. Картина вводит зрителя в область чувственных элементов, из которых складывается образ, целиком пронизанный личностным видением художника. Смысл этих аллегорий не всегда ясен и однозначен в отличие от искусства классических эпох, когда художники пользовались наставлениями по написанию аллегорических фигур и эмблем, сочиненными еще в эпоху Возрождения Виченцо Картари.

В картинах Веры Мыльниковой эмоциональные смыслы передаются не только и не столько языком аллегорий, сколько языком живописи — цветом, фактурой мазка краски, силой и яркостью пятен, упругостью линий рисунка. Вся чувственность натуры, все переживания выплескиваются на холст яркими красками, но, при этом, колорит ее живописных композиций всегда точно организован. Создается ощущение, будто темы и мотивы композиций возникают легко и мгновенно, словно воплощения сновидений, но живописная ткань, в которую они облачены, рождается в результате долгих раздумий и большого труда. Подобно лидийской царевне Арахне, живописец многими часами сплетает сложную фактуру своих полотен. Один слой краски перекрывает другой, создавая сложные вибрации поверхностей. Столкновения дополнительных цветов — зеленого и красного, обрамляются и усмиряются строгостью черного. Стихия цвета, в которой звучат краски великих мастеров Испании — Веласкеза и Гойи, уравновешивается рациональным опытом цветовых построений Сезанна, Пикассо, Кандинского и Малевича.

Огромные букеты цветов, вырастающие над горизонтом в оконных проемах, влекут художника на протяжении всей жизни, превращаясь в некий цветовой символ. Эти цветовые композиции стали колористической лабораторией, в которой испытываются гармонии синего, красного, черного в их сочетаниях и контрастах. Цвет в ее картинах всегда значителен. В своем живописном опыте Вера Мыльникова словно проверяет суждение Василия Кандинского, утверждавшего, что «неизбежное взаимоотношение формы и краски приводит нас к наблюдению воздействия формы на краску». [1, c. 66] Цветовые сочетания в ее картинах возникают не потому, что они воспроизводят предметы окружающей природы, делая изображение похожим на действительность. Они необходимы художнику именно в этом звучании. По сути, в этих полотнах нет изображения внешнего, но есть выражение внутреннего эмоционального состояния.

С годами сосредоточенность на «внутреннем» состоянии души отодвигает на второй план многообразие «внешней» сюжетности. Действительно, вынужденно оказавшись замкнутой в пространстве своей творческой мастерской подобно средневековому отшельнику, она интуитивно ищет упорядоченность цветовых гармоний, словно следуя мысли древних о том, что «нет ничего видимого и телесного, что не означало бы бестелесного и непостижимого» (Иоанн Эуригена).

В композициях последних лет все сильнее звучат драматические ноты. Вновь и вновь на холстах возникают знакомые мотивы. И если прежде они были окрашены тонами радостного восприятия жизни, то теперь они наполняются более глубокими переживаниями. Язык живописи становится все более лаконичным, в каждом мазке и в каждой линии таится ощущение пережитого и испытанного. И эта связь столь неразрывна, что сквозь видимую форму начинает проступать своего рода сокровенный план.

Обращение к любимым темам и мотивам позволяет автору освободить их от частностей, отвлекающих на созерцание обыденных деталей, и наполнить живопись силой своего откровения. Это движение от внешнего к внутреннему можно видеть и в пейзаже, и в натюрморте, и в фигуративных композициях. В пейзаже 1995 г. «Парижские крыши» в голубоватой дымке предстает вид Парижа, открывающийся с холмов Монмартра. Вера внимательно изображает детали городского ландшафта — печные трубы, брандмауэры и мансарды домов, уходящих вдаль. Но уже через пять лет вид Монмартра («Монмартр», 2000 г.) превращается на холсте в некое видение купола Сакре Кер, растворяющегося в небесах. Его призрачность только подчеркивается кубистическими объемами зданий на первом плане. В другой композиции («Сена», 2000 г.) Париж предстает как мистическое видение. Фигурка девушки словно парит над городом ее сновидений. Если первый пейзаж — вид реального города был увиден из окна или с балкона квартиры, то последний — метафизический образ Парижа можно было увидеть, только воспарив вместе с Эйфелевой башней над ним. Затем, в композиции «Старый дом» (2004) характеристика места и времени действия вообще теряет какое-либо значение. Это срез человеческого жилища, превращенный художником в подобие мондриановских геометрических форм, в насыщенных цветовых пятнах которых словно пульсирует жизнь его былых обитателей.

Колористические видения на полотнах Веры Мыльниковой предстают как застывшие сцены комедии Дель арте. Занавес поднимается, и зрителю открываются все новые картины этого длящегося всю жизнь спектакля, в котором радость и грусть, реалии и фантазии, комедия и трагедия неразрывно связаны вместе. Комедианты, среди которых персонажи в масках венецианского карнавала, современные буффоны, словно из новелл Сакетти, но с сигаретой во рту, («Фантазии», 2000) манекены, модели, окружают художника, предстающего перед зрителем то с палитрой в руках, то в виде обнаженной нимфы. Они раскланиваются перед нами в призрачном свете рампы и обещают новые представления.

В работах последнего времени Вера Мыльникова остается верной своим излюбленным темам. Она продолжает писать натюрморты, придавая им звучание композиционной картины. Мир предметов, созданный ее кистью, приобретает ту внутреннюю значительность, которую можно найти в произведениях итальянских и голландских мастеров натюрморта XVII-XVIII веков, а в XX веке в композициях Брака и Машкова.

Аллегорические сцены все больше наполняются метафизическим смыслом. Загадочен образ композиции «Девочка с черепом» (2010). Юная миловидная девушка, на щеках которой играет румянец, изящным жестом демонстрирует блюдо, на котором лежит человеческий череп. Другой рукой она словно раздвигает складки тяжелого парчевого театрального занавеса, выходя из таинственного мира грез. Ее образ сродни кинематографическим фантазиям Феллини, в которых реальные персонажи наделены метафизическим смыслом. Древний символ бренности человеческой жизни в ее руках заставляет угадывать в этом образе одновременно и Саломею, танцующую во дворце Ирода с головой Иоанна Крестителя на блюде, и лукавую современную официантку со знаменитым артефактом Демиена Херста, предлагающей бриллиантовый череп пресыщенным посетителям. Колорит картины, вдохновленный цветовыми гармониями кубистов, строится на сочетании коричнево-красных, глубоких синих и черных тонов. Они подчеркивают опасный контраст юного лика и мрачного черепа, в пустых глазницах которого видится бездна.

Тема вечной трансформации, в которой жизненная красота возникает, чтобы уйти в черноту смерти и возродиться вновь, находит свое пластическое воплощение в одной из последних, еще не завершенных работ. Интуиция подсказывает автору название для этой картины: «Нимфа» или «Ева» (2010). Из ствола раскрывающегося древа, как из чрева, возникает прекрасное обнаженное женское тело. В то время, как нижняя часть фигуры воплощает образ чувственной плоти, ее верхняя часть врастает в ветви этого древа жизни, а лицо уже скрывает глубокая тень небытия. Аллегория эфемерна и неустойчива. В этом образе можно видеть прекрасную лесную нимфу Эвридику. Укушенная змеей, она оказалась в царстве Аида во власти Гекаты — богини мрака, ночных видений и колдовства. Но можно видеть и библейскую Еву с яблоком греха, словно выскальзывающим из ее руки. Зеленые и голубые краски листвы и неба заставляют вспомнить символическое значение этих цветов, которые олицетворяют в христианском искусстве жизненные силы. Черные ветви древа, на одной из которых притаился змей искушения и мудрости, оплетают прекрасное тело и сливаются с чернотой мира теней.

В этих полотнах не остается и тени былой декоративной беззаботности, свойственной ранним работам. Они проникнуты своего рода интуитивным экзистенциализмом, как можно определить размышления художника, в результате которых возникают столь многозначные произведения.

Последние работы становятся все более лаконичными по цвету. Композиция со сказочным названием «Ковер-самолет» (2010) наполнена драматической красотой черных и белых пятен. На их фоне покоится обнаженная женская фигура, в изящных контурах которой угадываются образы Венеры с полотен Джорджоне, Тициана, Веласкеза и обнаженных фигур с картин Учителя — Андрея Андреевича Мыльникова, чьи произведения окружают Веру дома и в мастерской.

Творчеству Веры Мыльниковой всегда было свойственно сопоставление реалистической трактовки фигур и абстрактного фона. Раздумья о смысле искусства, поиск выразительности цвета и линии приводит ее, по сути, к абстрактным композициям, в которых ее обостренное чувство цвета и формы начинает звучать в полную силу. Однако она никогда не уходит в полную беспредметность в своих композиционных решениях — в них всегда остается связь с живым ощущением красоты и многогранности жизни.

Произведения Веры Мыльниковой, если перефразировать слова Василия Кандинского сказанные им по поводу композиций Дебюсси, передают «душевные импрессии», которые они нередко перенимают от природы и в чисто живописной форме «претворяют в духовные картины».

Ю. Бобров,
Действительный член РАХ,
Доктор искусствоведения