Выставка "Котлован" Филиппа Орлова

Котлован Филиппа Орлова

С Филиппом Орловым я познакомился на защите дипломных работ в мастерской монументальной живописи профессора Александра Кировича Быстрова. Вдоль стен там стояли панно с наполненными страстями многофигурными композициями – сражениями, схватками, баталиями. В этой мастерской вообще всё на надрыве, здесь любят громкую речь. Коллеги смиренно таскали стулья от одной работы к другой. Пространства явно не хватало. Отойти невозможно. Работы обступали со всех сторон, они были настолько большими, что какие-то части нависали над головой. Панно Филиппа Орлова (они были, разумеется, про войну, про Великую Отечественную войну) не сильно отличались от других, в духе установленных правил. Рубленные чеканные формы и напряженные цвета – красный с черным. Распятие и парафраз на тему Блудного сына.

Очевидно, что представленный диплом стал результатом изнурительного труда, мучительных обсуждений. Но мое внимание привлекла даже не работа, а ее автор, который необычно говорил об искусстве, о своих переживаниях.

Я почувствовал сразу, что у молодого человека непростая жизнь в большом городе. И ему не раз приходилось защищаться кулаками.

Потом узнал, что он действительно с девятнадцати лет живет не в семье – с мамой-папой, бабушкой-дедушкой и не в общежитии, а в съемной комнате в коммуналке по соседству с бандитами и сумасшедшими.

Физически крепкий, но не исполин. Чрезвычайно активный, но не безрассудный. Самоуверенный и в меру ироничный.

Перед нами стоял художник. Иногда ведь смотришь на человека, называющегося художником, и недоумеваешь, как он связан с искусством. А тут понятно, что у человека есть определенная стратегия поведения, лукавство, но он точно художник.

После защиты я просил прислать мне другие работы и получил сто (ровно сто!) электронных изображений. Филипп сказал, что никто их прежде не видел и он работал над ними каждый божий день в пандемию. «Каждый день одну работу? Так это триста шестьдесят пять в год, больше трех тысяч за десять лет…». Но принято считать, что работать надо по вдохновению, непременно много править, пытаясь найти точную форму и соотношение частей. Да и формат должен соответствовать задаче – в общественное место (фойе, кабинет), в частный дом (спальню, столовую). Туда – занимающую всю стену. Сюда – не очень большую, но и не маленькую. Работа должна быть степенной, не слишком скорой, но чтобы не затягивать. А тут художник занимается искусством вроде не на заказ и не для души, которая у тонко организованного человека не метроном. Живопись меня не впечатлила. Она несла следы компромисса, школьных травм. А вот угольно-чёрные рисунки поразили темпераментом. Я смотрел на брутальные портреты воинов, вглядывался в суровые лица шахтёров, глаза святых и подвижников. Где-то ощущалось влияние любимых Дейнеки и Самохвалова, где-то Петрова-Водкина. Потом открылись крестьяне, знакомые по работам Бориса Григорьева. И напоследок хулиганы, сделанные цветными маркерами – ядовитыми лиловым, желтым, синим, зеленым. Сначала портреты, потом жанровые сцены, небольшие акварели и огромные рисунки. Их было очень много и каждый обладал завораживающей силой. Я ощущал магию фантасмагорического действа, в которое вовлечены самые разные типы. Все они, напоминающие платоновских литературных персонажей, будто собрались на краю адского котлована. На некоторых рисунках они горделиво позируют. На некоторых заняты архиважным делом. На некоторых праздно шатаются наподобие брейгелевских пройдох. Художник придумал не только характерные образы, но назвал каждого по имени, даже снабдил биографией, определив в ту или иную группу. Здесь есть кем восхищаться, кого бояться, любить или ненавидеть. Понятно, откуда взялись эти люди – из советской и постсоветской жизни. Вопрос в том, что их объединяет и что будет, когда закончится (и закончится ли?) изнурительная работа в осыпающейся шахте или на невспаханном поле, когда иссякнут патроны или опустошатся стаканы.

Ну почему всем так тяжко? Даже сердце обозначает пламенно красный мотор от выброшенного на свалку агрегата. Неужели нельзя без пота и крови, без жертв и насилия? Если легендарная Вавилонская башня строилась вверх, чтобы вознестись до небес, то воображаемая воронка затягивает в бездну. В нее низвергаются массы, чтобы, коснувшись дна, всплыть на поверхность.

Одной из основных задач всех пребывающих в наших стенах - поддерживать талантливых студентов. Ведь талант – бесценный дар избранных, отмечать которых особая миссия. Художники по природе не слишком удобные люди. Подчас бунтари, особенно в молодости. Филипп Орлов сегодня покажется дерзким, но «кто в молодости не был бунтарем – у того нет сердца», так ведь?

Семён Михайловский